Страницы истории

Первое издание - 1918.

Предисловие

"Мусульманской" или "арабской" культурой принято называть средневековую культуру так называемого Востока. Эта культура не была всецело создана последователями ислама и арабским народом, но те народы Передней Азии и отчасти Африки, к которым на долгое время перешло утраченное Европой культурное первенство, были объединены исламом как государственной религией и арабским языком как языком научной мысли.

Употребление слова "Восток" в культурной истории не всегда и не вполне соответствует географическому местоположению тех стран, о которых идет речь. В России культурные области Передней Азии должны были бы называться "Югом"; "Югом" является и для Западной Европы Северная Африка, причисляемая как часть мусульманского мира к "Востоку".

Понятие о "Востоке" как особом мире, противоположном "Западу", впервые возникло в Римской империи. Для греков существовала только противоположность между жарким, культурным югом и холодным, населенным воинственными варварами севером, чем определилось и первоначальное деление на части света; "Европу" помещали к северу от Африки и Азии на всем их протяжении, так что Сибирь, если бы она была известна грекам, была бы причислена к Европе. Для Аристотеля все население мира, кроме греков, разделялось на варваров Северной Европы, храбрых, но неспособных к развитию государственности и культуры, и культурных, но лишенных мужества азиатов; среднее положение между теми и другими занимали эллины, жившие в стране, где климатические условия благоприятствовали как сохранению мужества, так и развитию культуры, и потому предназначенные к господству над вселенной. Мечту Аристотеля до некоторой степени осуществил его ученик Александр. Победы Александра подчинили Переднюю Азию и Египет политическому и культурному влиянию эллинов и создали так называемый эллинистический культурный мир, в котором, однако, влияние Азии на греков, особенно в государственной жизни, иногда было сильнее, чем обратное влияние. Тем не менее роль культурных вождей осталась за греками и после утраты ими политического господства, когда с востока парфяне, под властью династии Аршакидов, постепенно оттеснили македонцев и эллинов за Евфрат, с запада римляне постепенно завоевали всю остальную часть бывшей империи Александра.

Рим подчинил своему культурному влиянию Европу и впервые опроверг мнение Аристотеля о неспособности европейских народов, кроме греков, к культурному развитию. По географии римского периода, Европа уже была частью света, расположенной не к северу, а к западу от Азии. Географ Страбон (I век н.э.) уже отмечает благоприятные для развития культуры физико-географические и климатические особенности Европы, хотя особенно настаивает на преимуществах географического положения Италии, будто бы предопределившего мировую роль Рима. Римом же было создано превосходство Европы над Азией в области права, техники и военного дела, как греками в области искусства и науки. До некоторой степени чувствовалось различие между романизированным Западом и эллинистическим Востоком; слово "Восток" (Oriens) как административный термин иногда прилагалось ко всем областям бывшей монархии Александра начиная с Балканского полуострова; все же греко-римский мир не только для современной исторической науки, но и для самих римлян составлял одно целое; образованный римлянин должен был знать "оба" языка, т.е. латинский и греческий. В этом смысле "Востоком" были остававшиеся вне власти Рима области парфянского государства. Рим не сомневался в своем политическом и культурном превосходстве над этим Востоком. Для Страбона окончательное подчинение парфян Риму было вопросом близкого будущего; писавший столетием позже Тацит уже не надеялся на такое подчинение, но был убежден, что "низвергнутый Восток" – враг неопасный, что Риму угрожает опасность только со стороны германцев, так как "свобода германцев страшнее царства Аршака". Задолго, однако, до вторжения германцев в римские области могуществу Рима был нанесен удар с востока; в III веке ослабевшее царство Аршака уступило место новой державе Сасанидов, уже в IV веке римляне окончательно были оттеснены от Каспийского моря, куда проникли еще при Помпее. Иран при Сасанидах снова сделался могущественным соперником Рима и захватил в свои руки пути мировой торговли с Индией и Китаем как на суше, так и на море; с этим связан переход культурного первенства от Европы к Передней Азии, окончательно определившийся уже в мусульманский период.

Христианство, ислам и впоследствии гуманизм снова изменили представления европейцев о "Востоке". Один из восточных языков сделался предметом необходимого европейцу образования, и св.Иероним говорил о себе, что он "Hebraeus, Graecus, Latinus, trilinguis". История Передней Азии и Европы рассматривалась в средние века как одно целое; из Библии, из книги Даниила, было заимствовано господствовавшее в Европе до XVII века представление о четырех последовательных мировых монархиях: ассиро-вавилонской, персидской, греко-македонской и римской. Универсальное значение Рима (до разделения церквей к нему причислялся и второй Рим – Константинополь) до конца мира не подвергалось сомнению; все, что этому противоречило, считалось временным и незаконным явлением. Религией было создано отчуждение Европы от нехристианского, впоследствии некатолического "Востока"; но только гуманизм перенес это отчуждение на дохристианское прошлое. Созданное в XVII веке деление мировой истории на древнюю, среднюю и новую привело к взгляду на "Восток" как на мир, оставшийся в древности вне влияния греко-римской цивилизации, в новейшее время – вне ее возрождения. Для приверженцев этого деления древняя и вместе с тем мировая история начинается с истории Греции; даже после открытий XIX века, некоторые из классических филологов находят возможным оспаривать, что история Греции должна быть рассматриваема как продолжение истории древнего Востока.

Для большинства историков в настоящее время не подлежит сомнению, что истории Греции предшествовала продолжительная и сложная культурная жизнь в Передней Азии и Египте и что эта культура, как и культура самой Греции, не была создана отдельными народами, но сложилась под влиянием все более расширявшихся международных сношений. В этом смысле русский историк "древнего Востока" понимает под этим термином пространство от Кавказа и Средней Азии до Индийского океана и страны африканских озер, от границы между Ираном и Индией до Гибралтара; древняя история всего этого пространства "представляет собой вполне законченное целое".

Как видно из этого определения, в понятие "истории Востока" как части всемирной истории не включается история действительно "восточных" стран Старого Света – Китая и Индии. Европейской наукой для этих стран предложен термин "Дальний Восток". Некоторые исследователи доказывали, что история Дальнего Востока представляет картину развития культуры, совершенно независимого от Запада, тогда как культура Европы и "Ближнего" Востока восходит к одним и тем же основам, вследствие чего только изучение истории Дальнего Востока может дать материал для проверки и дополнения исторических законов, выработанных на основании истории Запада. В настоящее время доказано, что еще в древности Индия находилась под культурным влиянием Передней Азии (доказано переднеазиатское происхождение санскритского алфавита), Китай – под влиянием Индии. Тем не менее Дальний Восток может быть рассматриваем как особый культурный мир, гораздо более далекий от ближневосточного, чем последний от греко-римского. Несмотря на внешние влияния и потрясения, ни в Индии, ни в Китае не было перерыва культурных традиций, тогда как на Ближнем Востоке европейским ученым пришлось самим искать ключ к чтению египетских иероглифов, ассирийской и персидской клинописи.

Неустойчивостью жизни западной части Старого Света по сравнению с восточной объясняется и та роль, которая во все времена принадлежала Западу в обширном смысле (если соединить в одно целое Переднюю Азию, Северную Африку и Европу), по отношению к Дальнему Востоку. Господство над торговыми путями переходило от переднеазиатских народов к европейским и обратно, но всегда, от эпохи финикийских мореплавателей до наших дней, люди Запада сохраняли инициативу в своих руках. История не знает примера, чтобы выходцы из Индии и Китая сознательно стремились овладеть внешней торговлей западных стран, подчинить их своему экономическому и политическому влиянию.
В настоящее время можно считать доказанным, что главный фактор прогресса – общение между народами, что прогресс и упадок отдельных народов объясняется не столько их расовыми свойствами и религиозными верованиями, не столько даже окружающей их природой, сколько тем местом, которое они в разные периоды своей исторической жизни занимали в этом общении. Каково бы ни было превосходство индоевропейского расового типа над другими, без общения с другими народами индоевропейцы, как литовцы до XII в., или кафиры Гиндукуша до конца XIX в., оставались дикарями. Каковы бы ни были преимущества христианства перед исламом, культура мусульманского мира была выше культуры христианского, пока в руках мусульман оставались главные пути мировой торговли. Каковы бы ни были климатические и физико-географические преимущества Европы перед другими частями света, они могли проявляться только тогда, когда Европа занимала первое место в мировом общении. Тем же фактором в гораздо большей степени, чем догматами ислама как религии и расовыми свойствами отдельных мусульманских народов, определяются развитие и упадок мусульманской культуры.

Глава I. Христианский Восток и его значение для ислама

Христианством, как доказывает русский историк древнего Востока проф. Тураев, было создано новое мировоззрение, вступившее в победоносную борьбу как с греко-римским, так и с восточным язычеством. На Востоке христианством еще не было закончено обновление мира, когда его соперником выступила новая религия.

Борьба христианства с язычеством не могла ограничиться областью религии; большинству проповедников христианства были столь же ненавистны наука и искусство языческих народов, тесно связанных с их религиозными верованиями. Христиане первых веков, горячо верившие в близкий конец мира, не имели основания дорожить успехами государственности, материальной и умственной культуры.

Но если церковь содействовала упадку той науки и того искусства, которые по существу были доступны немногим, то ею, с другой стороны, был поднят культурный уровень народных масс. Церковь распространила среди многих народностей Священное писание в доступной для них форме, на их родном языке. Появилась народная литература, в древности существовавшая, насколько известно, только в немногих странах; народные массы принимали участие в богословских спорах, особенно там, где по политическим условиям могла сохраняться городская жизнь. Азиатские провинции и Египет находились в этом отношении в более благоприятных условиях, чем остальная часть бывшей Римской империи, особенно с тех пор, как Запад сделался добычей германских варваров, а Балканский полуостров, кроме Константинополя, был наводнен славянами, во многих местностях почти совершенно истребившими прежнее культурное население.

В Передней Азии и Египте в эпоху эллинизма был основан ряд новых городов, быстро затмивших старые; Александрия в Египте, Антиохия в Сирии и Селевкия на Тигре уступали по величине только Риму. В больших городах туземцы греческого происхождения составляли только низший класс населения, но к этому классу по преимуществу обращались проповедники христианства; рядом с христианскими священными книгами на международном греческом языке быстро возникла переводная и подражательная литература на местных языках, особенно на сирийском и в Египте на коптском. По мере распространения христианства за пределами Римской империи возникла христианская литература на других языках, в Африке на нубийском и эфиопском, в Азии – на армянском, грузинском и другие. Надписи VI в. показывают, что в церковный обиход уже в то время входил и арабский язык, но существование в домусульманский период арабской христианской литературы остается недоказанным.
Дальнейшее распространение христианства и его культурные успехи тесно связаны с борьбой между Римской империей и Ираном. Борьба происходила преимущественно в бассейне Евфрата и Тигра, где местные князья в зависимости от военного счастья переходили то на одну, то на другую сторону. Первый город к востоку от Евфрата на пути из Северной Сирии, Эдесса, ныне Урфа, имеет совершенно исключительное значение в истории христианства и сирийской культуры. Эдесский князь Авгар IX (179-216 гг.) был первым по времени владетельным князем, принявшим христианство (христианская легенда впоследствии отнесла это событие ко времени жизни Христа и сочинила переписку Эдесского князя с самим Спасителем). Эдесса сделалась очагом сирийской культуры и исходным пунктом развития сирийской письменности; здесь же в V в. процветала так называемая персидская богословская школа, имевшая большое влияние на распространение и укрепление христианства в Персии. Еще раньше из Эдессы вышел первый по времени сирийский писатель – Бардесан (155-222 гг.), родившийся в язычестве, принявший христианство и потом снова отклонившийся от него. Бардесан был одним из последних представителей так называемого гностицизма – системы, основанной на соединении языческой религиозной философии с некоторыми христианскими идеями, и безусловно враждебной Ветхому завету; его учение несомненно оказало влияние на возникшее в III веке в подчиненном Персии Вавилоне манихейство.

Борьба с гностицизмом и языческой философией вынудила и проповедников христианства пользоваться философскими доводами: образовались богословско-философские школы – александрийская, опиравшаяся на Платона, и антиохийская, опиравшаяся на Аристотеля. С IV в. начались богословские споры и внутри христианской церкви; среди восточных христиан уже в V в. произошло разделение церквей: от православных, или, как их называли их враги, мелькитов (от слова "млек" – царь), то есть приверженцев официального императорского учения, отделились яковиты, признавшие в Христе только божественную природу, и несториане, по которым в Христе природы божественная и человеческая были обособлены в двух лицах и дева Мария не должна была называться "богородицей". Преследуемые в Византии, несториане удалились в Персию, где христианство перед этим подвергалось гонению, но уже в 410 г. мог быть созван собор в Селевкии на Тигре; на соборе 483 г. персидские христиане приняли учение Нестория. В 489 г. в Персию бежали несториане из Эдессы, где "персидская" школа за несторианство была уничтожена императором Зеноном. С V в. сасанидская Персия сделалась убежищем для всех культурных элементов, подвергавшихся гонению в Византии: язычников, евреев и еретиков-христиан. Еще прежде сасанидские цари иногда переселяли насильно в свои владения жителей сирийских городов; в первый раз жители Антиохии и некоторых других городов были уведены в Персию при Шапуре I (241-272), которым был взят в плен император Валериан; Шапур поселил пленных в основанном им городе Джундишапуре в Хузистане. Джундишапур сделался вторым по величине городом сасанидской империи; при Хосрое I (531-579) здесь возникла греко-сирийская медицианская школа, оказавшая впоследствии влияние на арабов.

Увод в плен сирийских горожан имел целью насадить в Персии различные отрасли промышленности, особенно ткацкой; кроме того, сасанидские цари пользовались услугами пленных римских мастеров для сооружения крепостей и других построек, наконец, для оросительных работ.
Сравнение Византии V-VII вв. с сасанидской Персией приводит к выводу, что уровень культуры в Византии еще стоял выше, но Персия в большой степени была страною прогресса. Этот прогресс далеко не вполне соответствовал намерениям правителей. Возвышение династии Сасанидов в III в. было связано с религиозной и сословной реакцией; между тем неизбежным последствием вторжения иноземной культуры было разложение государственной религии и сословного строя. В Персии образовалась национальная христианская церковь с богослужением на персидском языке, оказавшая влияние на распространение христианства в Средней Азии и в Китае, так и на дальнейшую жизнь Персии; персами-мусульманами до сих пор употребляются названия дней недели, заимствованные не у мусульман-арабов, но у персов-христиан. Сословный строй к концу VI в. существенно изменился; сословие земледельцев слилось с ремесленниками и торговцами; третьим сословием вместо земледельцев сделался светский чиновничий класс, глава которого занял место у престола рядом с главой духовенства и главой военной аристократии. Стремления народных масс шли гораздо дальше; узкосословному строю был противопоставлен сектой маздакитов коммунистический, с уничтожением не только имущественных, но и семейных прав.

Вообще, VI в., век упадка языческих культурных традиций в Византии, был для Персии веком ознакомления с иноземной литературой и наукой. К этому времени относится персидский перевод привезенного из Индии сборника сказок, известный под названием "Калила и Димна" и оказавший огромное влияние на мировую литературу. В Персии изучали в это время греческую философию; Павел Перс посвятил Хосрою I свой труд об Аристотеле (на сирийском языке), в котором доказывал преимущество знания перед верой: знание свободно от сомнений и содействует установлению согласия среди людей; вера говорит только о непознаваемом и ведет только к раздорам.

Промышленность и торговля сасанидской Персии достигли наибольшего развития в VII в., накануне арабского завоевания. К этому и последующему времени относятся памятники манихейской и христианской литературы на языках среднеазиатско-иранском (согдийском), турецком и китайском, свидетельствующие о шедшей из Персии широкой религиозной пропаганде, причем миссионеры, конечно, следовали за торговцами. В этот же период были основаны парсийские и христианские колонии в Индии.

Арабскому завоеванию предшествовала продолжительная война между Византией и Персией (604-630); на время в руки персов перешли все азиатские провинции Византии вместе с Египтом. Персидский наместник этих провинций жил в Александрии, по-видимому, менее пострадавшей от войны, сирийские города. Антиохия пришла в упадок еще в VI в. вследствие землетрясения 526 года и персидского нашествия 540 года; город был восстановлен императором Юстинианом, но в меньших размерах. В VII в. персами в Сирии разрушались города и вырубались масличные рощи; следы произведенных тогда опустошений можно было видеть еще 100 лет спустя. Так как персы доходили до Константинополя, от их нашествия, по всей вероятности, пострадала и Малая Азия. Когда военное счастье изменилось в пользу императора Ираклия, такому же опустошению как от самих греков, так и от их союзников хазар подверглись пограничные области Персии. Мирный договор не только привел к восстановлению Византийской империи в прежних границах, но, по-видимому, несколько расширил ее границы в Северной Месопотамии. В Персии эти неудачи привели к низложению Хосроя II (628 г.) и продолжительным смутам; но и Византия была ослаблена войной; кроме того, с восстановлением византийского владычества возобновились и гонения против еретиков, евреев и язычников; все эти элементы сделались естественными союзниками арабов. Еще при жизни Ираклия, умершего в 641 г., греки были вынуждены отдать арабам все вновь завоеванные области, кроме Малой Азии. Только в немногих местностях арабам было оказано серьезное сопротивление. Победоносное вторжение в Египет было совершено отрядом в 4000 человек; легкость завоевания Северной Месопотамии удивила самих завоевателей.

Период с начала VII до половины IX века считается самым безотрадным в истории византийской литературы и христианского искусства. Этот упадок обыкновенно объясняют борьбой с персами и арабами, за которой последовали внутренние смуты, вызванные иконоборческим движением. Потеря самых культурных провинций не могла не отразиться на жизни Византии; в сторону Малой Азии границы халифата расширялись медленно, но и малоазиатский полуостров, давший христианскому искусству в VI в. строителей Софийского собора, несколько раз подвергался опустошительным нашествиям.

В лучших условиях находились области, вошедшие в состав халифата, хотя и там были отдельные периоды смут. Положение христиан под властью мусульман в первое время было лучше, чем впоследствии; еще не имея собственной культуры, завоеватели нуждались в образованных иноверцах, среди которых христианам принадлежало первое место. Из Египта, Сирии и Месопотамии в первые века ислама вышел ряд выдающихся представителей науки и литературы, греческой и сирийской; особенно прославился Иаков Эдесский (ок.640-708), бывший для сирийской яковитской церкви, по отзыву специалистов, тем же, чем был св. Иероним для латинской. Берега Евфрата снова, как в глубокой древности, сделались центром мировой культурной работы; кроме христианских высших школ здесь были еврейские и манихейские; для религиозной пропаганды иноверцы иноверцы в гораздо большей степени, чем сами мусульмане, воспользовались расширением торговых связей вследствие образования мусульманской мировой державы. К мусульманской эпохе относятся главные успехи христиан и манихеев в Китае и Монголии, христиан и евреев на Кавказе и на берегах Волги.

Менее ясен вопрос о значении этого периода в истории христианского искусства. Установлено, что мусульманские правители при сооружении светских и религиозных построек пользовались услугами христианских и персидских мастеров; мастера составляли землячества, которым поручалось сооружение отдельных зданий или отдельных частей в больших постройках. Некоторые из больших церквей были захвачены мусульманами, как собор св.Иоанна Крестителя в Дамаске, на месте которого в VI в. была построена великолепная мечеть, причем по иронии судьбы до сих пор сохранились южные ворота церкви с греческой надписью: "Царство твое, Христе, есть царство для всех времен, и твое господство /останется/ во всяком поколении". Но вообще христиане сохраняли свои храмы; новые церкви и монастыри долгое время строились беспрепятственно; так называемый договор Омара, по которому христиане будто бы обязались не строить новых церквей и не исправлять старых, был придуман гораздо позже. На всем пространстве халифата, от мыса св.Викентия у юго-западной оконечности Португалии до Самарканда, упоминаются богатые христианские обители, за которыми сохранялось их недвижимое имущество. Христиане халифата беспрепятственно сносились с христианским миром и принимали оттуда пожертвования; на Константинопольском соборе 680-681 гг. был и представитель Иерусалима. В теснейшем общении между собой находились также христиане различных областей халифата. Во время завоевания промышленность процветала только в Египте; халифы приняли меры к восстановлению ее на сирийском побережье, особенно в Аккре и Тире. Незадолго до 720 г. из Александрии вновь было перенесено в Антиохию изучение греческой философии.

Со второй половины VIII века христиане способствовали изучению греческой науки мусульманами. Есть известие, что халиф Мансур (754-775) просил византийского императора прислать ему рукописи математических сочинений; в IX веке главный из переводчиков с греческого языка на сирийский и арабский, араб-христианин Хунейн ибн Исхак провел два года в византийских владениях, где учился греческому языку и литературе, и откуда привез с собою рукописи. Мусульмане, однако, могли учиться греческой науке у своих христианских сограждан и независимо от сношений с Византией; джундишапурская медицинская школа на несколько веков пережила арабское завоевание; правда, есть известие, что джундишапурские врачи передавали свои познания из поколение в поколение только в своем тесном кругу и скрывали их от посторонних, чтобы не лишиться выгодной монополии. Неизвестно, ездил ли в Византию придворный астроном халифа Махди (775-785) Феофил Эдесский, который перевел на сирийский язык "Илиаду" и "Одиссею".

В половине IX в. иноверцы и инородцы в халифате еще были гораздо образованнее мусульман и арабов. Сознание инородцами своего культурного превосходства над арабами вызвало в мусульманском мире ряд националистических движений, объединенных под общим названием "шу'убийя" ("национализм", от слова ши'б, мн.число шу' уб – племя), но такое же стремление к воссозданию и возвеличению своей национальной или вероисповедальной культуры проявляли в эту эпоху иноверцы – христиане различных наций и вероисповеданий, евреи, персы-зороастрийцы и последние представители эллинистического язычества в месопотамском городе Харране, куда в IX в. была перенесена греческая философия из Антиохии. IX в. был эпохой культурного возрождения и для Византии; халифат, однако, имел перед Византией то преимущество, что в нем объединялось более многочисленные и более разнообразные культурные элементы, к тому же находившиеся под властью арабов, благодаря установленной Кораном частичной религиозной терпимости, больший простор для своей деятельности, чем под властью византийских императоров. Стремление каждого возвеличить свой народ и свою веру не мешало этим культурным элементам учиться друг у друга; христианин мог иметь учеником мусульманина или язычника, и наоборот. Христиане ближе мусульман стояли к общему источнику образования, эллинизму, тем не менее им не удалось удержать за собой то место, которое принадлежало им в первые века ислама. По сравнению с жизнью арабов и персов-мусульман всякая другая жизнь в халифате казалась связанной узкими кружковыми интересами и не давала достаточно простора лучшим силам. Христиане раньше и лучше мусульман ознакомились с произведениями греческой науки; но движение этой науки вперед и создание образцов для дальнейшей научной работы было уже делом мусульман. Даже самый передовой из восточно-христианских народов, сирийцы, не выдвинули ни одного ученого, который мог бы сравниться с Фараби, Ибн Синой, Бируни и Ибн Рушдом. Лучшие ученые из христиан и язычников имели больше учеников и читателей среди мусульман, чем среди своих единоверцев. Под влиянием успехов арабской культуры сирийцы-христиане утратили ту связь с эллинизмом, которая раньше давала им преимущество перед мусульманами; в программе их высшего образования язык и литература арабов заняли место, раньше принадлежавшее греческому языку и греческой литературе.

Из этого, конечно, не следует, что культурная жизнь восточных христиан во время и после расцвета мусульманской культуры не представляла никакого интереса и не оказала никакого влияния на ход мировой культуры. Превосходство мусульман в науке и технике долгое время было более качественное, чем количественное; в Сирии и Египте интеллигентные профессии писцов и врачей еще во второй половине X в. оставалась в руках христиан, как торговля и промышленность – в руках евреев. В XII веке сирийцы дали христианству первый пример заключения мира между представителями различных вероисповеданий; произошло сближение между главами церквей несторианской и яковитской, после чего их преемники оказывали друг другу при всяком случае знаки уважения, хотя каждая из двух церквей оставалась при своих догматах и обрядах. С половины IX века положение христиан в мусульманских государствах становится хуже, чем прежде; в зависимости от поднятия культуры среди мусульман правительства меньше нуждались в иноверцах; вероятно, не без влияния примера Византии положение подвластных мусульманам христиан все более приближалось к положению евреев в средневековых христианских городах, хотя такого гонения на иноверцах, какое было, например, в Испании, мусульманский мир не знал, и вообще положение христиан и после далеко не всегда соответствовало требованию Корана об уплате иноверцами подати "в унижении" и требованиям так называемого договора Омара об отличительных признаках в одежде. Должностные лица из христиан одевались как знатные мусульмане и столь же высокомерно обращались с толпой; этим вызывались протесты против "засилья" христиан, иногда приводившие к погромам. Во время политических смут права христиан и вообще иноверцев нарушались еще больше, чем всякие другие; церковь постепенно теряла свою недвижимую собственность, главный источник своего благосостояния; однако в Египте еще в половине XIV в., после нескольких гонений и погромов, церковные имения составляли около 11250 десятин. В Персии, кроме самых западных округов, и дальше к востоку христианство постепенно исчезло совершенно; когда и как это произошло, еще не выяснено. Из областей бывшей Римской империи христианство совершенно исчезло только в Северной Африке западнее Египта, несмотря на то, что здесь сохранились до сих пор некоторые из географических названий греко-римского периода (город и область Триполи, город Константина в Алжире). И в этом случае причины полного исчезновения христианства остаются неясными; отчасти оно объясняется тем, что Северная Африка более других пострадала при арабском завоевании (восстановленный римлянами Карфаген, вновь сделавшийся крупным мировым городом, по некоторым известиям, даже вторым городом империи, в конце VII в. был разрушен арабами и больше не поднимался из развалин) и во второй половине средних веков вновь была разорена вторжением бедуинских племен. Особый интерес представляет история бывших христианских областей, где развитие мусульманской культуры продолжалось некоторое время и после замены мусульманского господства христианским; таковы Испания под властью кастильских королей, где в половине XIII в. для Альфонса X были составлены знаменитые астрономические таблицы; Сицилия и Южная Италия под властью королей норманнских и впоследствии Гогенштауфенов, где город Палермо, сделавшийся главным городом острова при арабах, сохранил свое значение и после них; наконец, грузинское царство XI-XIII вв. Армения и Грузия, между которыми еще в начале VII в. произошел церковный разрыв, уж по религиозным побуждениям поддерживали связи с греческим миром, но подвергались также влиянию мусульманской культуры, арабской и персидской; к персидской поэзии тесно примыкает как грузинская, так и армянская. Несмотря не неблагоприятные внешние условия, народные массы и после утраты политической независимости упорно сохраняли свою веру, сохраняли также некоторые культурные традиции; в начале XVII в. персидский шах Аббас насильно переселял в Персию для культурных целей армян и грузин, как некогда сасанидские цари переселяли сирийцев. В том же XVII в. произошло сближение армян с западноевропейской культурой, в XVIII в. оказавшее влияние и на грузин.

Европейцы в Сирии и Египте также смотрели на местных христиан как на своих естественных союзников, подолгу жили в христианских монастырях, где учились арабскому языку и вообще приобретали необходимую подготовку для изучения страны и населения. Эти объясняется, что труды арабских христианских историков XIII в., ал-Макина и Абу-л-Фараджа, были изданы и переведены в Европе раньше (еще в XVII в.), чем труды историков мусульманских. Одновременно с этим среди арабов-христиан, как среди армян, началось духовное возрождение по влиянием Европы. Восточных христиан разделяла с Европой менее глубокая религиозная рознь, чем мусульман; кроме того, христиане менее находились под влиянием светской национальной литературы, и потому среди них, в противоположность мусульманам, как в средние века, так и теперь могла иметь успех не только греческая наука, но и греческая изящная литература. В VIII в. христианин-сириец перевел "Илиаду" и "Одиссею", в X в. христианин-араб перевел "Илиаду". Один из русских ученых еще в 1864 году вынес из Сирии впечатление, что "христианские населения Востока в деле образованности стоят гораздо выше мусульман".

Не всегда, однако, восточные христиане предпочитали европейцев своим мусульманским соплеменникам и согражданам. В эпоху крестовых походов, по замечанию одного из русских историков церкви, "духовенство и народ желали лучше возвращения ига магометанского, чем продолжения власти латинян". В XVII и XVIII в. эчмиадзинские армяне не раз обращались к персидскому шаху с просьбой о защите против католической пропаганды. В новейшее время экономическое засилье европейцев иногда было для христиан столь же чувствительно, как и для мусульман. В 1912 году публицист христианин в ответ на статью мусульманина о необходимости "мусульманского единения" доказывал в арабской печати, что объединяться против Европы должны все жители Востока без различия вероисповеданий, что необходимое не "мусульманское", а "восточное" единение. Под влиянием Европы образованный класс и в Передней Азии склонен ставить национальное единство выше религиозного; может быть, еще при жизни современного поколения произойдет окончательное объединение арабов-христиан с арабами-мусульманами во имя идеи арабского национального возрождения. Современный арабский писатель Амин Рейхани, с которым недавно ознакомил русских читателей И.Ю.Крачковский, говорит о верованиях и священных книгах христиан и мусульман в таких выражениях, что по ним трудно было бы решить, исповедует автор христианство или ислам.