В 1979-м, когда война в Афганистане началась, Дмитрий Корхов был подростком. В 19 лет он оказался там по призыву. Полгода в учебке, месяц в Афгане, тяжелое ранение на втором боевом задании.

Потом пять госпиталей и целая другая жизнь.

"В апреле 1986 года транспортным самолетом нас привезли в Кабул. Как на десантниках, на нас были тельники, а жарища жуткая, градусов тридцать. Нам сказали не раздеваться, чтобы тельники не были видны и никто не узнал, куда десантуру сейчас отправят.



Затем полетели в Баграм. Один раз ночью наша колонна стояла на ночевке, тьма кромешная. Вдоль обычно растягивают сигнальные мины, чтобы если кто границу нарушит – мы об этом узнали. И вот как раз такая мина взлетела. Я спал в танке. Выскочил, вокруг пальба непонятная. У некоторых были трассера, и я стрелял туда же из автомата.

Мы, саперы, или устанавливали мины или разминировали. Впереди дорогу всегда проверяли с собаками, миноискателями или деревянными щупами. Иногда подрывались. Я был молодой солдат. До конца не осознавал, что такое война. Ребята говорили, что особенно страшно под дембель.

На втором боевом задании ездили закрывать пакистанскую границу. Слишком много оттуда проникало оружия, душманов. Возвращались с операции. Колонной ехали по ущелью.

Я охранял грузовик Урал, он был с тентом, по самый верх забит тротилом, продуктами, спальными принадлежностями. А я сверху лежал. И потом произошло так, что — раз! — и я в больничной палате лежу. Ничего не слышу и ничего у меня не двигается. Рядом наш танкист с перевязанной головой сидит, что-то рассказывает и думает, что я его слышу.

Как мне потом рассказали — танк подорвался на мине, остановился. Колонна начала его объезжать. А объехать можно было только по речке. Она мелкая, горная. Видимо, подозревали, что будут объезжать по реке и заминировали там тоже.

В какой-то момент задним колесом наехали на фугасную мину. Я вылетел, тент прорвал. Грудью шмякнулся об дерево, а потом еще об камень. Хорошо, что бронежилет был, только отпечатки от пластин остались. Во время взрыва потерял сознание.



Очнулся в кабульском госпитале. Потом снова потерял сознание и очнулся в Ташкенте. Одни глаза и язык двигались, памяти — никакой. Так началось моё двухгодичное путешествие по госпиталям.

Помимо контузии – сломаны три шейных позвонка, один грудной, поврежден спинной мозг, сломана пятка. Я лежал в пяти госпиталях и там больше узнал об Афганской войне, чем за месяц службы.

Ты становишься не такой, как все. Одно время меня кормили обещаниями. То хорошими, то плохими. Одни говорили: «Долго не протянешь, скоро помрешь», другие: «Совсем выздоровеешь».

У меня была сильная контузия. В первый год это мне облегчило участь, не серьезно вдумываться. И так, сам по себе, я человек оптимистичный. Вокруг видел всякое, люди по-разному переносят беды и ранения.

Когда выписался — поехал к родителям на Украину. Сидел на коляске на берегу Днепра, и что-то на меня так нахлынуло, что всё, больше ничего другого не будет!

И крокодильи слезы полились из глаз. Рыдал навзрыд. Меня это как-то очистило, после уже стал по-другому к жизни относиться. Потом оказался в санатории, а там люди по 15, по 20 лет на колясках.

Я тогда понял, что так тоже жить можно, живут же, жизни радуются и не парятся. Ну и родственники конечно здорово помогли: папа с мамой нянчились со мной, как с ребенком. Не давали унывать.

На войне платили солдатские копейки, 7 рублей. Знаете, что это такое по Советским меркам? Самая маленькая зарплата была у уборщицы и составляла 60 рублей.

Солдат получал 7 рублей, но, естественно, его кормили, одевали. У десантников еще так называемые «прыжковые» — 3 рубля за прыжок с парашютом. Я в учебке три раза прыгал с парашютом – дополнительные 9 рублей получил.

После войны у всех бывало очень по-разному. Мне в этом смысле повезло: мне часто шли навстречу. С госпиталей приехал – подарили цветной телевизор, тогда это такая редкость была. Потом мне комсомол машину заменил, вместо запорожца – девятку подарил. Это был маленький городок на Украине, в Ленинград я тогда решил не возвращаться.

Большой город в те времена был абсолютно неприспособлен для колясок. Сидеть нужно было бы дома. В маленьком городке легче: ездишь на коляске, на машине, можно на весь день куда-нибудь уехать. В советское время пенсии были хорошие. Первое время где-то 2.5 МРОТ. Разово за тяжелое ранение мне заплатили 300 рублей, — сейчас это было бы 5 МРОТ. Матери или жены погибших получали разово 1000 рублей – это 15-16 МРОТ.

Квартиру давать не спешили. В исполкоме отец её буквально выбивал. Дали во Фрунзенском районе.

В Ленинград я тогда приезжал лечиться и в этой квартире останавливался. Потом познакомился со своей будущей супругой. Она работала в афганской организации, её попросили прийти помочь мне по дому. Она помогла и на полгода уехал. Потом вернулся, лег в госпиталь.



В 90-е годы начался бардак. Но я тогда работал: телефонным диспетчером, таксистом. У меня машина была с ручным управлением.

В 1993-м начал играть в баскетбольном клубе на колясках. Был капитаном, потом даже президентом клуба. Чемпионами России стали.
Крестился я, когда был уже на коляске. В санаторий приехал, познакомился с батюшкой. В начале 90-х как-то модно было ходить в церковь – молиться, креститься, вот и я, наверное.





В жизни всякое было, но помнится только хорошее. Плохое остается позади. Так же и про войну. С ребятами встречаемся – помянем погибших, а потом вспоминаем что-то доброе.

Софья Гломозда.

Дмитрий КОРХОВ родился в 1967-м. Призван в Ленинграде, служил в 387-м отдельном парашютно-десантном полке в г. Фергане в октябре 1985 – апреле 1986-го.

В Афганистане воевал в 345 отдельном парашютно-десантном полке апрель-май 1986го в Баграме.

В результате подрыва получил минно-взрывное ранение и перелом с повреждением спинного мозга.

Перенес 17 операций, но поставить его на ноги не смогли даже лучшие врачи страны – сильно пострадал спинной мозг. Однако он не сдался и не отчаялся – стал капитаном команды по баскетболу на инвалидных колясках, выиграл с ней чемпионат России.

В тексте фотографии из альбома Дмитрия Корхова.