А.Ю. ЧЕРНОВ

ДРУЗЬЯ МОЕГО ОТЦА

поминальник
.
. . . . . . . . . Моряки молодые о море,
. . . . . . . . . о покинутом море поют...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . Владимир Ефименко

1

Ранен был у Калача-на-Дону,
замыкая окружение Шестой армии Паулюса.
Раненый, принял роту, когда рядом убило ротного.
Поднял роту в атаку и с задачей справился.
Это я прочитал в наградном листе.
Только отец про то ничего не рассказывал.

2

Капитан Василий Букоткин, с тринадцатью осколками в теле
трое суток командовавший батареей в укрепрайоне на Эзеле,
был моим другом в конце пятидесятых.
Ни немцы, ни особисты его так и не срезали.
Мой отец – где вы такое видали? –
добился его реабилитации и вернул медали.

3

А другие его ребята – к примеру, Андрей Ярчук,
после трёхдневного боя под Курском
за столом закемарил в хате,
а граната в кармане шинели рванула некстати,
когда шальная пуля сквозь окно попала в запал.
После его за неделю собрали в санбате
бабы – врачихи с медсёстрами. (Поэтому я его знал.)

4

И другой, курсовой поэт Владимир Ефименко,
вот он на фотографии тут.
Он напишет песню морской пехоты
и погибнет вскоре.
Это пели на всех фронтах:
«Боевые огнистые зори
над широкою Волгой встают...»

5

А самый заметный на курсе –
старшина второй статьи Ахромеев.
После второго инсульта отец ему написал,
мол, сына верни из Владика, я уже умираю.
И тот не ответил, но сделал всё, как знал.
И лет восемь мы с братом
жили практически рядом.
Маршал Ахромеев (прозвище Благодетель)
повесился в Кремле сразу после путча.
Так, во всяком случае, утверждает официальная версия.
Отец говорил, что Серёжа заслуживал лучшего.

7 февраля 2015

______________________________________

Напишу к тексту А.Ю. несколько слов от себя:

Упоминаемый в тексте автор строк эпиграфа - Владимир Ефименко, участник Великой Отечественной войны, моряк. Молодой, талантливый, погибший героем 17 июля 1943 года не полных 20ти лет.

Боевые огнистые зори
Над широкою Волгой встают,
Моряки молодые о море,
О покинутом море поют:

Нас в пехоту сражаться послали,
Беззаветных морских сыновей,
только мы бескозырки не сняли
И не сняли тельняшки своей.

Нас в пехотную форму одели
И пехотою стали считать,
Но неужели всю жизнь неизменно
По земле нам придëтся шагать?

А родимое море нас кличет,
И мы видим в туманной дали,
Как проходят в победном величьи
После боя с врагом корабли.

Боевые огнистые зори
Над широкою Волгой встают,
Моряки молодые о море,
О покинутом море поют...

Маршал Ахромеев в представлении не нуждается.

Много лет спустя они вдвоём с высокопоставленным дипломатом Георгием Корниенко (одно время правой рукой Громыки) доказывали печатно (а К. потом и в поспешно написанных мемуарах), что изначально и всегда они были противниками ввода войск и т.д.

Не знаю. Не верю, сильно сомневаюсь (а уж в отношении Корниенко без всяких сомнений не верю).

Ахромеев, к тому же, удостоился в числе нескольких начальствующих полководцев Звезды Героя, что вообще говоря, было не особо красиво на фоне затяжной и кровавой войны, за которую они хотя бы по должности несли (да и теперь несут) свою долю исторической ответственности.



Оговорюсь только, что смерть Ахромеева была ужасной и унизительной для человека, всю жизнь проносившего на плечах погоны и явилась не понятым предвестником последующих ужасов одичания самого читающего народа в мире. Причём, независимо от степени начитанности. Огнуснения людей.

Я и тогда сильно сомневался в том, что С.Ф. сам свёл счёты с жизнью (а такие случаи бывали ведь и среди людей с именами, вспомним, например, Юлию Друнину или Вячеслава Кондратьева), но в данном случае (Ахромеев) я и теперь не верю в самоубийство.

Слишком многое тогда требовалось как можно скорее спрятать и от многих знающих свидетелей избавиться в преддверии дележа огромного имущества, активов, ресурсов, власти и бабла, в таких сумасшедших объёмах, что делёж его затянулся аж на десятилетие, и на всё это нашлось немало хозяев всё из той же партийно-хозяйственной начальственной компании или их быстро встающей на ноги обслуги.

Люди в те дни то и дело выкидывались из окон или стрелялись, даже не успев проститься с семьёй.

Наступало новое время. Треска разрушаемого дома под заглушающее треск гоготанье ополоумивших хозяев жизни и эфира над плоскими пошлостями, переводами с польскаго, выдаваемыми за литературу - а она тоже вслед за страной пришла в негодность, упадок и эстрадное непотребство.

Помню их публичное злорадство и смех, когда тело А. откопали ночью, вытащили из гроба, стащив с мертвеца мундир. Чем вам не XVII, а то и Х век?

И ещё писали в газетах: что так ему и надо, предатель не должен лежать в земле одетым в военною форму и провожаемый салютом с положенными военному почестями. Родня перезахоронила труп А. в цивильном костюме. От греха подальше.

И многое другое случилось. Кто помнит - тот не забыл.

Но снявши голову, что плакать по волосам?

В ЗАСТАВКЕ: курсант-фрунзенец семнадцатилетний Сергей Ахромеев (1940), с июля 1941 года он уже воевал в составе объединённого курсантского стрелкового батальона на Ленинградском фронте, участвовал в Ленинградской оборонительной операции и в обороне блокадного города, в декабре 1941 и был ранен и получил сильные обморожения ног.

Закачивал училище в астраханской эвакуации с одним из моих дядюшек-моряков, хорошо его знавшим в те и первые послевоенные годы. Ахромеев потом с небольшим перерывом прошёл всю войну, то на суше, то на море, закончив её на Донбасе и в московском резерве (с осени 1944).