В широко известной книге Льва Троцкого
«Моя жизнь: Опыт автобиографии», написанной им в период проживания в ссылке в Алма-Ате и высылки в Турции (перв. русскояз. издание: Берлин, «Гранит», 1930), имеется фрагмент с описанием примечательного эпизода, свидетелями которого стала однажды семья Троцких. События, описанные ниже, происходят в первый год по переезде Совнаркома из Петрограда в Москву, когда члены большевицкой партийно-правительственной верхушки поселились на отведённых им в Кремле квартирах (Том II. Глава XXX. В МОСКВЕ):
<...> В Кавалерском корпусе, напротив Потешного дворца, жили до революции чиновники Кремля. Весь нижний этаж занимал сановный комендант. Его квартиру теперь разбили на несколько частей.
С Лениным мы поселились через коридор. Столовая была общая. Кормились тогда в Кремле из рук вон плохо.
Взамен мяса давали солонину. Мука и крупа были с песком. Только красной кетовой икры было в изобилии вследствие прекращения экспорта.
Этой неизменной икрой окрашены не в моей только памяти первые годы революции.
Чуть ли не в первый день моего приезда из Питера мы разговаривали с Лениным, стоя среди карельской березы. Амур с Психеей прервал нас певучим серебряным звоном.
Мы взглянули друг на друга, как бы поймав себя на одном и том же чувстве: из угла нас подслушивало притаившееся прошлое. Окруженные им со всех сторон, мы относились к нему без почтительности, но и без вражды, чуть-чуть иронически.
Было бы неправильно сказать, что мы привыкли к обстановке Кремля, - для этого слишком много было динамики в условиях нашего существования. "Привыкать" нам было некогда. Мы искоса поглядывали на обстановку, и про себя говорили иронически-поощрительно
амурам и психеям: не ждали нас? Ничего не поделаешь, привыкайте. Мы приучали обстановку к себе.
Низший состав оставался на местах. Они принимали нас с тревогой. Режим тут был суровый, крепостной, служба переходила от отца к сыну.
Среди бесчисленных кремлевских лакеев и всяких иных служителей было немало старцев, которые прислуживали нескольким императорам.
Один из них,
небольшой бритый старичок Ступишин*, человек долга, был в свое время грозой служителей.
Теперь младшие поглядывали на него со смесью старого уважения и нового вызова. Он неутомимо шаркал по коридорам, ставил на место кресла, сметал пыль, поддерживая видимость прежнего порядка. За обедом нам подавали жидкие щи и гречневую кашу с шелухой в придворных тарелках с орлами.
"Что он делает, смотри?" - шептал Сережа
** матери
***.
Столовая тарелка из Кремлёвского коронационного сервиза императора Александра III «с гербом нового образца» и золотым ободком по периметру, «Товарищество производства фарфоровых, фаянсовых и майоликовых изделий М. С. Кузнецова», 1883. Фарфор, роспись красками, золочение. Диам.: 23,5 см.
zemlyanka-v.ru Старик тенью ходил за креслами и чуть поворачивал тарелки то в одну, то в другую сторону. Сережа догадался первый: двуглавому орлу на борту тарелки полагается быть перед гостем посередине.
- Старичка Ступишина заметили? - спрашивал я Ленина.
- Как же его не заметить, - отвечал он с мягкой иронией.
Этих вырванных с корнями стариков было подчас жалко. Ступишин вскоре крепко привязался к Ленину, а после его перемещения в другое здание, ближе к Совнаркому, перенес эту привязанность на меня и мою жену, заметив, что мы ценим порядок и уважаем его хлопоты,
Служительский персонал вскоре расформировали. Молодые быстро приспособлялись к новым порядкам. Ступишин не хотел переходить на пенсию. Его перевели надсмотрщиком в большой дворец, превращенный в музей, и он часто приходил в Кавалерский корпус - "проведать".
Глубокая тарелка из Кремлёвского сервиза с изображением герба СССР на бортике. Л<енинградский>Ф<арфоровый>З<авод>, 1959-1961. Фарфор, лепка, деколь, надглазурная роспись, золочение. Марка: красная надглазурная «ЛФЗ» (оборот). Диам.: 24 см.
ru.bidspirit.com Ступишин дежурил позже во дворце перед Андреевским залом во время съездов и конференций.
