В ЗАСТАВКЕ: Увы, скан этого фото очень невелик, но другим я не располагаю: Посещение афганским падишахом Амануллой-ханом Академии Наук в Ленинграде, 13.5.1928 года, собрание РГАКФД, СПб (В-3546 ч/б), фотограф не выявлен. На фото помимо короля и его брата, президент АН Карпинский (спиной к нам), академики Ольденбург (слева от Карпинского), Ник. Вавилов (почти полностью скрыт фигурой Карпинского), видимо, Тарле (за Амануллой). Про остальных ничего говорить не буду, чтобы не удлинять пост.



12 мая 1928 в городе Ленинграде случился дипломатический скандал, Пребывающий в СССР с визитом, первым со времён Октября визитом на высшем уровне, афганский падишах Аманулла накануне вместе с Караханом и Ворошиловым осматривавший корабли на траверзе Кронштадта, не явился на запланированное посещение Академии Наук, размещавшейся до войны в Ленинграде*.

Ну, море - это вам не скучные посиделки со стариками: в то время как сухопутный король с палубы крейсера «Марат», в блеске воды и грохоте стрельб мог почувствовать себя хозяином морской державы; королева, жена его, в сопровождении наших дам каталась по Питеру и делала покупки.

Наутро 12го она не вышла к завтраку, накрытому в громадном Белом зале Зимнего дворца, служившего в эти дни королевской резиденцией, посланные к Сорейе служители выяснили, что у королевы разболелась голова и она не покинет постель. Король сказал Ворошилову, что он никуда не поедет и останется с женой. Такое с ними во время европейского турне уже случалось.

А в это время на противоположном берегу Невы в здании Дирекции Академии Наук собрались в наличии все 43 академика во главе с президентом Карпинским. Белые манишки, крахмальные воротнички, надушенные седины, проблеск стёкол очков и пенсне. Торжественную тишину ожидания нарушали перешептывания и покрывала музыка.

С хоров предбанника жаловались скрипки и призывали валторны, выводившие в академической тишине рулады шубертовской Ständchen:


Но он всё не приходил и не спускался к ним в сад...

Ждали в недоумении битый час, а когда узнали, что падишах уже не приедет, старцы возроптали, окружили Карпинского, заскрипели, засипели по-старорежимной привычке. Тот увещевал, объяснял:

- Королева не здорова, падишах был вынужден остался у по...

«Знаем мы эти болезни, – горячился какой-то желчный старичок, – небось в Париже академию посетил, в других городах также, а к нам пожаловать не захотел, МЫ ЭТО ЗАПОМНИМ» [АВП РФ. Ф. 57. Оп. 46. П. 279. Д. 55].

Товарищи помоложе отворачиваясь или, выходя в соседние помещения, брали на карандаш возмущённые возгласы (о, они ещё осядут в дипломатическом архиве). Года через два грянет Академическое дело и кое-кто из этих недовольных старичков отправится в ссылку.

Прождав ещё с полчаса, смущённо разошлись. Но прежде отпустили музыкантов.

На следующее утро, золочённая царская карета запряжённая цугом четвёркой белоснежных лошадей, в которой падишаха возили по Ленинграду, скрипя рессорами и ободами колёс, успевшими рассохнуться за минувшее десятилетие, тяжело развернулась вправо от Александринского столпа в сторону Дворцового моста - король и его свита явились в Академию.

Уже без Шуберта и жалобы скрипок.



Непременный секретарь, востоковед-индолог, иранист, С.Ф. Ольденбург уговорами собрал в аудиенц-зале с десяток коллег. Падишах принёс краткие извинения, он выглядел растерянно и немного смущённым; ему показали коллекцию семян культурных растений собранную академиком Вавиловым с сотоварищи четыре года назад на падишаховой родине. Академик преподнес Аманулле свой труд о пребывании в стране, специально к случаю переплетённый в тёмную кожу в мастерской при академической типографии. Король улыбнулся неопределённо и сказал скороговоркой несколько слов.

Потом он вышел, почти сбежав по ступеням. Подали экипаж в окружении конного экскорта. Карета тронулась По торцевой мостовой катилось, поскрипывая и поблескивая позолотой, что-то неуловимо памятное большинству тогдашнего населения Ленинграда - катилось то ли в прошлое, то ли в будущее...

Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревая дней грядущих
Сине-розовый туман.

Ленинград жил остатками НЭПа, его уже в сущности свернули: последние сапожные и портняжные мастерские преобразовывались в артели, в магазинах стремительно исчезало продовольствие, хотя витрины ещё украшала гипсовая аппетитно раскрашенная бутафория но жизнь становилась всё трудней. Уже недолго оставалось до введения карточек и возвращение на тротуары длинных очередей. Большая часть улиц ещё не была закатана асфальтом и грохот колёс и копыт по булыжным мостовым, скрип рессорной тряски и понукания извозчиков, пьянство в среде которых стало темой очередной дискуссии, развернувшийся в газетах за несколько недель до приезда высокого гостя, сливались со звонками и тягучим тяжёлым гудением ещё деревянных трамваев.

...люди, через полвека устроившие тяжело больному СССР Афганскую войну, в дни этого визита ещё очень молоды: двадцатидвухлетний Брежнев только что уехал на Урал работать землеустроителем, на год старше его Дмитрий Устинов - слесарит на фабрике им. Зиновьева в Иваново-Вознесенске и единственный из них уже целые полгода состоит в партии, девятнадцатилетний Андрей Громыко учится в Староборисовском сельскохозяйственном техникуме под Минском и не помышляет о дипломатической карьере. Четырнадцатилетний Андропов ещё даже не вступил в комсомол.

____________________________

* в Кваренговском доме Дирекции Императорской АН на берегу Невы, служившим в те годы ещё и Пушкинским Домом, в здании, к которому обращены знаменитые строки одного из последних Блоковских стихотворений:

Вот зачем такой знакомый
И родной для сердца звук -
Имя Пушкинского Дома
В Академии Наук.
Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.

© Страницы истории Афганистана, 08.08.2023